"Передай Господу дела твои, и предприятия твои совершатся." (Пр.16:3)
сегодня - 20.09.2019    
контакты карта сайта идеи форумы книги RU EN




Каталог портала Скайфэмели Идеи Каталог | Карта | Администрирование


7. Исповедь бывшего наркомана.

Но, как написано: не видел того глаз,
не слышало ухо, и не приходило то на сердце
человеку, что приготовил Бог любящим Его.
(1Кор.2:9)

последнее время Виктор Кузьмич,
пастор церкви, которую я посещаю, не раз обращался ко мне с просьбой об опубликовании истории моего спасения в Иисусе, Господе нашем. Признаюсь, я не хотел этого и всячески
избегал любых воспоминаний, считая свое прошлое отвратительным. И с какой стати я буду рисоваться и хвалиться тем, о чем мне сегодня стыдно вспоминать?! Но шло время, и постепенно где-то глубоко внутри меня зрело решение рассказать обо всем, произошедшем со мной. "А что если мое свидетельство кому-то действительно поможет вырваться из смертельной западни, подобной той, в которой пришлось побывать мне?" — подумал я. Так появился этот рассказ.
Я родился на Украине, в 1963 году, в обычной рабочей семье, думаю, ничем не отличающейся от многих других семей. Родители, общество, государство и школа воспитывали нас в духе преданности идеалам социализма. Но при этом реально мы жили вопреки этим идеалам. Так, в нашей семье царил вечный страх перед часто пьяным отцом, который во время запоев унижал и избивал маму и нас. Уже тогда мое детское испуганное сердце было ожесточено, наполнено гневом и желанием отомстить. Родители не раз разводились, потом снова жили вместе, объясняя всем, что делают это исключительно ради нас, детей (вместе со старшим братом и с младшей сестрой нас было трое).
До 1974 года наша семья жила в Фергане, в Узбекистане. Потом по программе переселения мы переехали в Амурскую область. А в 1975 году отец снова оставил нас. Но теперь уже навсегда. Начался долгий и трудный период в жизни нашей семьи. Мама, мой самый любимый, самый благословенный человек, отдавала нам, детям, всю себя. Она устроилась на колхозную ферму. Работа, которая была трудной и забирала практически все ее время, являлась единственным источником нашего существования.
Главным по дому во время маминого отсутствия оставался старший брат. Во всем он хотел показать свою власть над нами,
младшими, и потому был чрезмерно придирчив, строг, а иногда и просто жесток. Мне очень часто и незаслу-
женно доставалось от него. Тогда я стал мечтать о времени, когда вырасту большим и сильным и, наконец, отомщу брату за все его оскорбления и обиды.
А еще я мечтал стать таким, как Павка Корчагин или Александр Матросов. Почему? Да потому, что горячо и искренне верил всему, чему нас учили. Тому, что мы живем в самой лучшей стране мира, единственной стране, где есть бесплатное образование, медицина, где заботятся буквально о каждом человеке. Я учился только на "хорошо" и "отлично", в 7-м классе был избран председателем учкома, а после того, как стал комсомольцем, — комсоргом класса. В 1978 году, как лучшего ученика школы, меня наградили путевкой в знаменитый пионерский лагерь "Артек". Я был трудолюбив и подавал большие надежды. Мама гордилась моими успехами и не могла нарадоваться мной.
В 1979 году я закончил 8 классов. Тогда все — друзья, родственники, учителя — советовали мне продолжить учебу и поступать в институт. Но вы, вероятно, помните, я спешил стать большим и сильным. А еще я хотел научиться зарабатывать деньги, чтобы помогать маме и сестренке. Вот почему тогда неожиданно для всех я отказался от дальнейшей учебы в школе и поступил в Константиновское ССПТУ-10.
Так случилось, что в это же самое время моего ненавистного "надзирателя" — старшего брата, забирают в армию. Я почувствовал себя вырвавшимся из плена. Свобода!!! Тогда я не понимал, что в излишней строгости и суровости опеки моего брата на самом деле, в какой-то степени, была моя защита. И вот ее не стало.
Я быстро научился материться, курить и пить вино. Помню тот день, когда мама впервые купила для меня сигареты. Тогда я почувствовал себя по-настоящему взрослым мужчиной.
Постепенно повиновение маме становилось все более символическим, но она не замечала этого, продолжая считать меня добрым и послушным сыном.
Именно в это время я начал употреблять наркотики. Вначале научился курить коноплю, потом в ход пошли таблетки.
Вот так я стал "большим" и "взрослым".
Но еще оставалось стать сильным. Это был период, когда я посетил, вероятно, все спортивные секции, какие были в поселке. Тогда у меня была одна цель — набраться здоровья, силы и на-
учиться драться. Для этого я соорудил во дворе турник, сделал штангу и ежедневно усиленно "накачи-
вал" свои мышцы. Когда же почувствовал, как в мое молодое тело стала прибывать долгожданная сила, тут же, с поводом и без него, стал применять ее.
Я дрался повсюду. Дрался, чтобы укрепить свой "авторитет" среди сверстников, чтобы посеять страх среди врагов, или просто для того, чтобы унизить, высмеять тех, кто был слабее. Сейчас, конечно, я понимаю, что всему этому научился у своего отца и старшего брата, что не заметил, как, повзрослев, стал делать то, что ненавидел в них.
Мои власть и авторитет, заработанные кулаками, день ото дня укреплялись, и это по-настоящему вскружило мне голову. Я продолжал пить, принимать наркотики, драться, и при всем... хорошо учиться. Это удивительно, но во время учебы в "фазанке" меня наградили почетным знаком "Отличник учебы"!
Незаметно пролетели 3 года. И вот позади — выпускные экзамены в училище, а впереди — служба социалистическому Отечеству.
В армию я собирался с радостью и большим энтузиазмом. В то время моей самой любимой телевизионной передачей стала программа "Служу Советскому Союзу". Я верил всему, что в ней показывали и о чем говорили. Если быть до конца честным, не смотря на мой далеко не детский образ жизни, я каким-то образом умудрялся оставаться тогда до наивности доверчивым человеком. Я верил, что партия — наш рулевой, что все мы — потомки обезьян, что на земле нет другой такой страны, как СССР, где так вольно дышит человек, а вот Америка до того загнила, что там на улицах люди буквально загибаются от смога, и проклятые капиталисты за огромные деньги в специальных автоматах продают им чистый воздух, в точности так, как у нас продают газировку. С такими вот примерно взглядами и мыслями я оказался в рядах Советской армии.
И, конечно, то, с чем пришлось мне там столкнуться, совершенно не походило на все, ранее виденное мной в любимой телепередаче. Главное, что меня поразило, — сами солдаты, их внешний вид. В основном это были худые, избитые парни в грязных замусоленных гимнастерках и белье. Все их первое время пребывания на службе проходило в непрекращающихся унижениях и битье со стороны старослужащих. Скоро одним из тех, кого били,
стал и я. Конечно, имея силу и здоровье, я попытался противостоять насилию, но ничего не смог сделать.
Это была СИСТЕМА. В одиночку сломать ее было невозможно.
Первые шесть месяцев службы я вместе с сослуживцами наводил порядок в казарме: мыл полы, ровнял кровати и табуретки. А за то, что не стирал х-б старослужащим и не чистил им сапоги, получал от них "по полной программе". Они просто меня били. Несмотря на унижения, я старался выглядеть достойно. Украдкой сливал из бензобака стоящей машины бензин, прятал его, а поздней ночью тайком стирал в бензине белье. За 5-6 минут умудрялся побриться, почиститься, пришить к гимнастерке новый воротничок. Тело от белья, "постиранного" в бензине, раздражалось, покрывалось прыщами, но зато само белье выглядело идеально чистым. Это особенно раздражало старослужащих. Они не понимали, как мне удается следить за собой, и потому... снова били. Мне было больно и трудно, я не знал, что делать. Но терпел. Терпел и изо всех сил старался быть послушным и исполнительным солдатом. Скоро командование части заметило это, и, вы не поверите, — я был награжден почетным знаком "Отличник боевой и политической подготовки".
В полку, где я служил, действовал негласный закон: до одного года службы ты — "молодой", тебя бьют, и ты стираешь "дедовские" портянки. После года тебе разрешается увиливать от различных солдатских обязанностей и не работать. Но, вероятно, я был настолько настырным и злым, что меня перестали бить уже после восьми месяцев пребывания в армии. И скоро я уже сам пытался установить свои порядки.
К этому времени я понял, что в армии верх держат те, у кого есть сила и наглость, и дал себе клятву не служить и не работать на "коммунистов". Я начал издеваться над молодыми сержантами, приходящих с "учебки", потом перебил всех своих прежних обидчиков, стал практически неуправляем. Я перестал подчиняться командиру взвода. Потом замполиту полка. Потом командиру полка.
Мой "авторитет" среди служащих значительно вырос. Мне, например, ничего не стоило взять в штабе бланки благодарственных писем, заполнить их на свое имя и отправить домой, моей дорогой мамочке, которая по-прежнему была уверена в непогрешимости своего сына. Она искренне верила, что армия "сделает из меня человека" и навсегда избавит от многих вредных привычек.
Удивительно, но однажды командование наградило меня двухнедельным отпуском, и я смог съездить
домой. Спросите, как такое могло случиться? — Очень даже просто.
Полку срочно потребовался склад. Его нужно было построить из металлических конструкций за 14 дней. Если принять во внимание просто неимоверный объем предстоящих работ, а также учесть, что на дворе стоял декабрь с морозами и ветрами, задача была практически невыполнима. Вот тогда-то командир и пообещал отпуск в случае сдачи объекта в срок.
Для строительства выбрали шесть человек. Старшим среди них был назначен я. Для меня представилась хорошая возможность показать себя начальству, и я начал усердно терроризировать "молодых". В результате моей "воспитательной работы" ночами на сдаточном объекте при слабом освещении собирались и усердно трудились по 5-10 человек от каждого дивизиона. И, как ни странно, на четырнадцатый день от начала строительства склад был построен. Утром этого же дня был объявлен приказ о моем 15-суточном отпуске.
Признаюсь, случившемуся верилось с трудом. Всю ночь я избивал солдат, чтобы они начесали мою шинель, начистили ремень, нагладили сапоги и шапку. Утром, в полном и парадном наряде, я сел на поезд и отправился в родное село Семидолка Константиновского района Амурской области. Радости моей мамы не было конца. Соседи завидовали. А я был на седьмом небе от свалившейся на меня удачи. Именно тогда я пришел к убеждению, что с помощью насилия и страха можно достичь любой цели, что чем хуже ты будешь относиться к другим, тем лучше они будут относиться к тебе. Это заблуждение надолго вошло в мою жизнь и окончательно отравило ее. Мое падение становилось все более и более стремительным.
После полутора лет службы в армии я буквально превратился в изверга, терроризировавшего всех. Один только мой вид наводил на окружавших меня ужас. Конечно, были среди них и несколько человек, которых я называл "друзьями", тех, с кем я пил водку и курил "зелье". Некоторые из них пытались вразумить и остановить меня, но было поздно. Я их не слушал.
И вот, ровно за 100 дней до приказа о демобилизации, за очередную учиненную мной драку я попадаю под трибунал. Меня осуждают к трем годам лишения свободы и заключают в тюрьму. Так я оказался в Благовещенске, в лагере общего режима.
Даже сегодня помню, каким шоком тогда стал для меня тот первый приговор. Помню, как особенно мне
было стыдно за разрушенные светлые мамины иллюзии относительно себя, за то, что лишил ее надежды, став новым бременем для нее, вместо того, чтобы быть ее помощником. В то время мама действительно пережила очень сильный удар судьбы, так как одновременно со мной в тюрьму попал и старший брат, получивший пять лет колонии усиленного режима, тоже за драку. Сестра тогда училась в девятом классе, мама по-прежнему работала на ферме. И, удивительно, она не только успевала воспитывать сестренку, но и регулярно приезжать в зону ко мне и брату, обеспечивая нас продуктами и деньгами.
Вообще в лагере я освоился довольно-таки быстро. Вокруг меня были люди, считавшие себя, как и я, незаслуженно наказанными. И, если быть до конца честным, то и самого наказания-то за все 3 года, отпущенные мне судом, я, по-настоящему даже не почувствовал.
Каждый зэк должен много трудиться. Потому в лагере функционировали кирпичный завод, цех по выпуску керамзита, мебельный цех. Работа там была невыносимой, проходящей под неусыпным вниманием охраны. Многие гнули там спины и теряли здоровье. Мне же посчастливилось работать на выезде, за пределами лагеря, на строительстве мясокомбината. Это была легкая работа, у меня было много свободного времени, я был тепло одет, ел досыта, и в моих карманах постоянно звенела монета. Три года пролетели незаметно, как будто я провел их в пионерском лагере. За это время я ни разу по-серьезному не задумался о своей прошлой жизни, о том, что ее нужно как-то изменить, не говоря уже о раскаянии за соделанное.
Вот почему, выйдя на свободу (22 июня 1987 года), я снова бездумно и полностью окунулся в знакомый уже мне, мутный и бездонный омут. Именно тогда я впервые испытал эйфорию от укола эфедрином. Затем в ход пошла "ханка". Я крепко "сел на иглу". Моя жизнь стремительно и неотвратимо летела вниз.
Но тогда же, сегодня я верю, что по Божьему предвидению, в моей жизни произошло еще одно удивительное событие. Я встретил Ларису, Лорку, мою дорогую будущую жену. Тогда ей, замечательной, веселой и светлой девушке, лишь только исполнилось восемнадцать лет.
Я влюбился в нее с первого взгляда. Никогда и ни одна из встреченных мной до этого женщин не вызывала во мне подобных
чувств. Обычно я унижал их и пользовался ими. Лариса же сразу и окончательно завоевала мое сердце.
Но это совершенно не означало, что ее сердце было завоевано мной. За это крохотное и уже так любимое мной сердечко меня ожидало долгое и упорное сражение.
Вернувшись из лагеря, я решил устроиться на работу в родном колхозе, чтобы помогать маме и сестренке. Я очень хотел быть водителем. В колхозном гараже стоял свободный ГАЗ-53, однако председатель пообещал передать его мне после уборочной, в том случае, если я отработаю лето на комбайне. Мне ничего не оставалось, как согласиться, и вскоре я сидел за баранкой совершенно разбитого чуда сельхозтехники.
Мой рабочий день начинался рано — в 7 утра, а заканчивался близко к полуночи — в 10, 11 часов вечера. Я прибегал домой, умывался, наскоро ел, брал у соседей велосипед и ехал в соседнюю деревню к моей любимой Лорке. Путь был неблизкий — десять километров гравийной дороги, но для меня он пролетал незаметно. Так продолжалось больше месяца.
Лариса не сразу приняла мои ухаживания, и это больно задевало мое самолюбие. Лоркиному настороженному отношению ко мне очень способствовали ее родители. Они пользовались среди односельчан большим доверием и авторитетом, были настоящими патриотами социалистических идеалов и даже состояли в рядах коммунистической партии. Вот почему, узнав, что их потенциальным зятем может стать бывший уголовник и наркоман, они попытались сделать все, чтобы наша свадьба не состоялась. Но победила молодость и любовь. Родителям пришлось смириться. Я и Лариса были счастливы.
И никто: ни я, ни Лорка, ни ее родители, ни моя мама и предположить не могли, что за этим последует...
Выходя за меня замуж, Лариса знала, что я курю табак и коноплю. Это ей не нравилось, и она требовала, чтобы я избавился от этих привычек. Я очень любил ее и, конечно, не мог сказать "нет". Тем более не мог признаться в том, что колюсь наркотиками...
Между тем моя дорогая девочка (мне очень нравится называть так мою жену) успешно закончила учебу в Амурском строительном техникуме, и мы переехали в районный центр по месту ее новой работы. Скоро (1989 г.) у нас родился сын Антон. Казалось бы, все складывалось удивительным образом хорошо и оста-
валось только радоваться. Но — парадокс, реально в моей жизни все происходило абсолютно наоборот.
Я перестал работать. Очень быстро рядом со мной появилось множество "друзей" и "подруг". С ними я беспробудно гулял, неделями пропадая на очередных "гастролях". Стал изменять жене. Кололся, уже практически постоянно. В результате в мае 1990 года не заметил, как попал за драку и грабеж на новый срок.
Больше всего я опасался тогда, что Лариса не сможет простить и бросит меня. В этом была уверена и моя мама. Но наоборот, именно через мою дорогую жену Всевышний в очередной раз оказал мне Свою милость.
За совершенное преступление я должен был получить срок от трех до пяти лет заключения. И наверняка получил бы его, если бы не Лорка. Она не только не бросила меня, но, собрав последние деньги, для моей защиты на суде наняла одного из самых лучших адвокатов России, и, о чудо! — приговором суда я был наказан всего лишь на 1 год и 6 месяцев!
Антону тогда исполнился один год. Я сидел в городе Свободном Амурской области, в трехстах километрах от нашего поселка. И, несмотря на расстояние, на дождь или вьюгу, все эти полтора года регулярно, один раз в месяц, ко мне приезжали мои самые дорогие люди — Лариса и Антошка. Конечно, любовь и верность жены не могли не коснуться моего сердца. Из зоны я писал ей письма, в которых говорил о том, как сильно люблю ее и сына, клялся, вернувшись, начать новую и правильную жизнь. Когда я писал эти письма, то действительно верил, что пройдет еще немного времени, и все в нашей судьбе будет именно так. Но при этом продолжал вести самый отвратительный образ жизни, употреблял наркотики, не повиновался приказам администрации ИТК, за что не раз сидел в карцере и, как следствие, заработал тяжелую форму туберкулеза.
Седьмого декабря 1991 года я вышел на свободу. Вся родня настороженно ожидала, что будет дальше. К тому времени мама, получив травму на ферме, стала инвалидом, ходила только с палочкой и больше не могла работать. Жена и ее родственники уговорили меня переехать в деревню, подальше от прежних "друзей" и "подруг", и настояли на том, чтобы я устроился в колхоз на работу. Единственное, что тогда могло доверить мне правление колхоза — пасти коров. Так я стал пастухом.
К тому времени я уже был в полной зависимости от наркотиков и не мог не колоться. Чтобы купить наркотики, мне приходилось
периодически ездить в Благовещенск. Скоро я встретил там многих своих дружков. Моя прежняя, праздная и лихая жизнь возвращалась.
Однако эта жизнь требовала все больше и больше денег. Я быстро научился их "добывать". Время от времени тайком я резал коров, которых пас, а мясо продавал тем, кто продавал мне наркотики. Скоро об этом узнали. По деревне поползли слухи и сплетни. Однажды в наш дом пришел участковый и строго предупредил: если я не перестану резать коров, он мне гарантирует новый срок. Чтобы избежать скандала и возможного ареста, мы вынуждены были вернуться в райцентр.
Здесь безудержная, разгульная и развратная жизнь захватила меня полностью. Я стремительно падал вниз, как падает автомобиль, у которого отказали тормоза. Только за один 1994 год я трижды попадал в милицию: за наркотики, за причиненное во время драки увечье. Третье заявление было написано женой. Даже любимая и верная Лорка не смогла стерпеть моих бесчинств.
В последние дни я редко появлялся дома. Когда же появлялся, издевался над Ларисой, кричал на нее. Она стала сильно меня бояться. Несколько раз заразил ее венерическими болезнями. А однажды мой рассудок настолько помутился от нескончаемой пьянки и наркотиков, что, обезумевший, я ворвался в дом и стал крушить все, что попадало мне под руку: мебель, посуду, одежду. "Попала" под руку и Лариса. Я бил ее долго и с остервенением. И сегодня мне трудно поверить, что это могло случиться, что моя рука поднялась на самого дорогого для меня и любимого человека. Но это случилось. Именно тогда Лариса и написала заявление в милицию.
Меня ожидал новый срок. Я был объявлен в федеральный розыск. Какое-то время дружки скрывали меня от милиции, затем, по их совету, я решил сбежать. Сбежать как можно дальше. Так я оказался во Владивостоке.
Смена места жительства совершенно не изменила моей жизни. Как и раньше, она протекала в пьянке и наркотиках. Ко всему этому еще добавилось острое чувство опасности внезапного ареста. Это чувство держало меня в постоянном напряжении. И днем, и ночью я находился на грани нервного срыва.
Владивосток — огромный, многолюдный город, и моя жизнь в нем протекала в многочисленных встречах с разными, в большинстве своем незнакомыми мне людьми, в основном такими
же, как и я: наркоманами и бывшими уголовниками. Но вот однажды, не помню как, среди нас вдруг ока-
зались верующие — молодые ребята, почти что дети. Они горячо говорили что-то о Боге, о церкви. Мы смеялись, не слушали их. Но вот рассказ об Иисусе, распятом на кресте за грехи человечества, почему-то тогда крепко запал в мою память.
К этому времени я восстановил связь с семьей. Моя дорогая Лорка не только простила меня, но и по моей просьбе приезжала ко мне во Владивосток, спрятав в багаже коноплю, которую затем я с успехом продавал местным наркоманам. Сейчас я понимаю, что использовал ее, как своего сообщника, использовал ее искреннюю любовь ко мне. Бедная девочка тогда рисковала ради меня всем: семьей, свободой, здоровьем.
Между тем мое здоровье заметно ухудшилось. Туберкулез буквально съедал меня. Страх сделал из меня неврастеника, неуправляемого психа. Я понимал, что у меня нет надежды и нет будущего, и начал серьезно задумываться о самоубийстве. Зная, что убиваю себя наркотиками, решил ускорить приближение смерти и увеличил дозу. Каждый укол мог стать последним. Еще немного, и смерть должна была забрать меня, как забрала уже многих моих бывших дружков. Но случилось чудо.
Однажды мы кололись в какой-то небольшой квартирке. Там было мало мебели, на стене висели старые фотографии, а чуть выше их, в углу, икона с изображением лика Иисуса Христа. Я принял тогда большую дозу эффедрона и сидел на полу. Мой блуждающий взгляд случайно остановился на иконе. И тогда я встретился с ЕГО ВЗГЛЯДОМ. На меня из угла комнаты смотрели живые, полные любви и сострадания глаза Бога. Неожиданно в моей памяти всплыл рассказ об Иисусе, умершем на кресте за грехи каждого человека, услышанный от тех самых случайно встретившихся когда-то мне молодых верующих.
Я не заметил, как уже стоял на коленях. Иисус не отводил от меня Своего взгляда. Сначала я просто плакал. Потом плач перерос в рыдания. Я стоял перед Богом на коленях, рыдал что есть сил и просил, чтобы Он хоть как-то помог мне.
В этот момент в комнату зашел друг. Увидев меня стоящим на коленях, он громко расхохотался. "Ну, Вадик, совсем у тебя с головой плохо стало, смотри, как крыша поехала!" — задыхаясь от смеха, проговорил он, и чудесное присутствие Бога, наполнявшее помещение, исчезло.
Но что-то произошло со мной после той встречи. Тогда я этого совершенно не замечал, но это "что-то"
уже начало жить глубоко внутри. Мысли о самоубийстве постепенно оставили меня. Я перестал искать смерти. Мне опротивела жизнь, которой я жил, и хотелось забыть дружков, с которыми разделял ее. Вот почему в декабре 1995 года я покинул Владивосток и тайно приехал в родную Константиновку.
Долгое время никто, даже близкие друзья, не знали о моем приезде. Жена держала его в секрете даже от моей мамы. Но я не мог не колоться, и этот секрет рано или поздно должен был открыться.
В один из дней я принял большую дозу наркотиков. Потом, чтобы стало легче, напился водки. В результате мой рассудок не выдержал. Внезапно я пришел в ярость, стал крушить все вокруг себя, орать матом. Затем схватил нож и попытался перерезать себе вены. Лариса и сын, плача и громко крича, вцепились в меня, стараясь не дать мне сделать этого. Их крик услышали соседи и вызвали милицию. Так я снова оказался под арестом, и меня, уголовника-рецидивиста, находящегося в федеральном розыске, ожидал суд и новый срок тюремного заключения.
В камере, в которой я сидел, дожидаясь суда, в мои руки случайно попал Новый Завет. Я начал читать его. Многого в этой тоненькой книжке я не понимал, но одно уяснил абсолютно точно — если быть честным и искренним перед Богом, если усердно и от всего сердца просить Его, Он обязательно исполнит то, о чем ты просишь. Так я стал молиться Богу. Тогда же почувствовал, как незаметно стал уходить страх, и непонятный, сверхъестественный покой начал наполнять меня. Скоро на стене камеры появилась картинка с изображением Иисуса Христа, похожая на ту икону в далекой владивостокской квартире, перед которой я когда-то стоял на коленях.
В Константиновке было двое судей. Один пожилой. Все знали, что его можно купить и за взятку получить меньший срок. Другой судья был молодым, совершенно неподкупным и очень жестоким к подсудимым при вынесении приговора. Мое дело должен был рассматривать пожилой судья, вот почему Лариса, мама и все родственники надеялись на наиболее благоприятный исход суда и на получение мной наименьшего срока. Но незадолго до начала суда неожиданно для всех мое дело передали молодому судье. Именно об этом на вечерней проверке с ехидцей и со-
общил мне дежурный по ИВС. Но, удивительно, эта новость нисколько не огорчила меня. Я показал
ухмыляющемуся дежурному на картинку с Иисусом и сказал: "Если есть Бог, меня не посадят".
22 февраля 1996 года состоялся суд. Удивительно, но я почти не помню деталей всего произошедшего в тот день. Помню, как после слушания дела был объявлен перерыв до вынесения приговора. Я не чувствовал какого-либо волнения или страха и был спокоен настолько, что не заметил, как уснул. Представляете?! Уснул прямо в камере.
Почти полтора часа длился мой сон. Меня разбудили и повезли в суд. До вынесения приговора мне было предоставлено последнее слово. Я ждал этого момента и очень волновался. Перед тем, как обратиться к суду, незаметно прошептал: "Господь, дай мне сказать истину..."
Я не помню в точности всех слов, сказанных мной тогда. Помню внимательные глаза судьи, заплаканные лица Ларисы и мамы. Тогда, в суде, я рассказал и о встрече с верующими во Владивостоке, и о том, как в наркотическом опьянении стоял на коленях перед образом Иисуса и просил Его помощи, и о жарких молитвах к Нему в камере следственного изолятора. И еще я сказал, что искренне верю в Иисуса, верю в то, что только Он сможет помочь мне полностью покончить с прошлым.
Судья спросил: "Какой же ты веры?" Я ответил: "Евангелист", хотя совершенно ничего не слышал о евангелистах. Я не знал, есть ли они вообще!
Моя последняя речь не была долгой, но была горячей. Я говорил, чуть не плача.
Прошло еще немного времени, прежде чем судья начал зачитывать приговор. Я почти не слышал его слов, но вдруг увидел, как конвоиры отошли от клетки, в которой я находился. Затем передо мной отворилась ее дверь. Я все еще не верил своим глазам. "Вы что, отпускаете меня насовсем?!" — спросил я судью. Тот пробурчал: "Давай, иди, иди. Скажи спасибо своему Богу". Позже я узнал, как после суда он сказал сидящим в его кабинете: "Сегодня я не знаю как, но освободил одного фанатика..."
Вот это да! Я год находился в федеральном розыске, мои портреты были расклеены во всех опорных пунктах милиции, на каждом вокзале, на мне были 3 статьи, и вот, поймав, меня... отпускают на свободу. Этого не могло быть! Но это случилось. Почему?
Потому что меня освободил Бог. Тот самый Иисус, у которого я просил помощи.
Самое удивительное заключалось в том, что, выйдя на свободу, я попытался тут же забыть о случившемся чуде и жить прежней жизнью — пить, курить, колоться. Но это уже не приносило мне ни радости, ни облегчения. Наоборот, здоровье мое ухудшалось быстро, как никогда. За десять лет активного принятия наркотиков я четыре раза переболел гепатитом, восемь отверстий в легких (пять в левом легком, три в правом) стали следствием терзавшего меня тяжелого туберкулеза, я не мог работать (дистрофия третьей степени), постоянно болели сердце и печень, в почках были камни, к тридцати трем годам я практически стал импотентом.
В один из дней я подумал: "Сколько же мне еще мучить себя, жену, сына, родственников?! Нет сил, чтобы жить дальше. Нет веры, чтобы жить по-другому". Тогда и решил удушить себя газом. Выбрал момент, когда остался в доме один, плотно закрыл окна и двери, съел двадцать каких-то сильнодействующих таблеток, написал прощальную записку жене, в которой просил ее не включать свет, чтобы не произошло взрыва, открыл газ во все четырех конфорках газовой плиты, сам лег у раскрытой духовки. Я почти потерял сознание, когда до меня все громче и громче стали доноситься чей-то крик и неистовый стук в дверь. Кто-то пытался сломать ее.
Не помню, как встал, дошел на непослушных ногах до двери и открыл ее. На пороге стоял один из моих друзей. Я не видел его. В глазах все плыло, мне не хватало воздуха, я едва стоял на ногах. Мой спаситель уколол меня эфедроном, и я пришел в себя. Мне было стыдно и горько, я плакал. Мы убрали все следы готовящегося самоубийства, открыли окна в комнатах, даже обрызгали помещения одеколоном, чтобы перебить запах газа. После этого уехали в Благовещенск.
Какое-то время я жил в этом большом городе. Мне не хотелось возвращаться домой и мучить семью. Но жить без Лорки и сына я тоже не мог. Вся моя жизнь опостылела мне. Обессилев физически и духовно, я ощущал себя загнанным в тупик. Скоро я вернулся в Константиновку, семья восстановилась, но жизнь продолжала идти все тем же ненавистным чередом.
Как-то один из дружков небрежно обронил: "Послушай, "евангелист" (так после истории моего последнего суда он иногда называл меня), я тут узнал, что, оказывается, в городе есть церковь, где собираются одни евангелисты..." Не успел он закончить, как
я потребовал от него адрес этой церкви. Образ Иисуса Христа, Его глаза, полные сострадания и любви,
вновь встали передо мной. От этого взгляда внутри меня зародилась крошечная надежда.
В воскресное утро я стоял на пороге большого красивого здания Дома культуры, в котором проходили собрания церкви евангельских христиан "Благая весть". Я пытался сделать шаг и войти внутрь, но не мог. Как будто неведомая тяжесть навалилась на меня и не было сил противостать ей. Но мне так нужно было войти! От бессилия во мне закипела злость. Я чуть не плакал. Наконец шаг сделан, и я, все еще переполненный злостью, оказался в просторном, заполненном светом и людьми зале.
Людей было действительно много. Они почему-то были радостны, улыбались, и, казалось, смотрели лишь на меня. Тогда я подумал, что все они просто смеются надо мной, и хотел уйти. Но в этот момент несколько человек подошли и сказали, что рады меня видеть. Тогда я догадался, почему, глядя на меня, они улыбались.
"Послушайте, я не могу больше так жить, помогите мне!" — обратился я к подошедшим. Их ответ снова разозлил меня: "Мы не сможем тебе помочь. Но Иисус поможет. Только ты должен к Нему обратиться сам". Мне показалось, что они издеваются надо мной. Я представлял, что достаточно прийти в церковь, и проблемы тут же будут разрешены. Но все было не так. Мне объяснили: для того, чтобы Иисус и Святой Дух начали изменять мою жизнь, мне необходимо было обратиться к Богу и покаяться перед Ним за свои грехи.
Я готов был на все.
В тот день я помолился молитвой покаяния.
Мне казалось, что после всего произошедшего со мной моя жизнь должна была кардинально измениться. Но какое-то время ничего не происходило. Я продолжал жить прежней жизнью грешника, регулярно посещая при этом церковь. Скоро я почувствовал, как внутри меня все сильнее поднималось желание оставить наркотики, пьянку, всю свою преступную жизнь. Но у меня не было сил исполнить это желание, и я продолжал грешить. Я словно раздвоился: одна часть меня тянулась к свету, славила Бога и противилась греху, другая оставалась во тьме и не желала подчиниться Иисусу. Я рассказал об этом моим братьям и сестрам. Вся церковь усиленно молилась за меня.

СЕРГЕЙ ДЕМЧИК "Помиловка"       НАЧАЛО>>        ДАЛЕЕ>>

 
URL сайта:
Категории:
Оценка модератора: Нет
Оценка пользователей: Нет
Переходов на сайт:587
Переходов с сайта:0
Комментарии:

Комментариев нет

Добавить свой комментарий:

Имя:

E-Mail адрес:

Комментарий:

Ваша оценка:

Введите число, которое Вы видите на картинке:

Powered by CNCat 4.4.2



наверх
наверх

Интересно? Поделитесь с другими:

Ответим на все Ваши вопросы: email
Ваш e-mail для ответа:
Ваше имя:
Тема сообщения:
Вставьте вопрос или текст сообщения:
контакты карта сайта идеи old форумы книги RU EN